Звукорежиссёр Игорь Аникин
Я ЛИ В ПОЛЕ ДА НЕ ТРАВУШКА БЫЛА…
Музыка Петра Чайковского
Слова Ивана Сурикова
Я ли в поле да не травушка была,
Я ли в поле не зеленая росла;
Взяли меня, травушку, скосили,
На солнышке в поле иссушили.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не пшеничушка была,
Я ли в поле не высокая росла;
Взяли меня, срезали серпами,
Склали меня на поле снопами.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не калинушка была,
Я ли в поле да не красная росла;
Взяли калинушку, поломали
И в жгутики меня посвязали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ль у батюшки не доченька была,
У родимой не цветочек я росла;
Неволей меня, бедную, взяли
И с немилым, седым, повенчали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка.
1870, слова
1881, музыка
«Стихотворения И. З. Сурикова», М. 1875 г.
Русские песни. Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М., Гослитиздат, 1952
Стихотворение имеет также заглавие «Малороссийская песня».
Sound engineer Igor Anikin
Music by Pyotr Tchaikovsky
The words of Ivan Surikov
Whether I was in the field and not a grass,
I did not grow green in the field;
They took me, the grass, mowed,
In the sun they dried it in the field.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
Whether I was in the field was not wheat,
I was not tall in the field;
They took me, cut me sickles,
Cursed me on the field with sheaves.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
Whether I was in the field was not a Kalinushka,
Whether I have not grown red in the field;
We took a Kalinushka, broke it
And in the flagella I was consecrated.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
I did not have a daughter,
I did not grow a flower;
Forgive me, poor, have taken
And with ungainly, gray-haired, they married.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share.
1870, words
1881, music
«Poems of IZ Surikov», M. 1875
Russian songs. Comp. prof. Ives. N. Rozanov. M., Goslitizdat, 1952
The poem also has the title «Little Russian Song».
Кто круче?
Я ли в поле да не травушка была,
Я ли в поле не зеленая росла;
Взяли меня, травушку, скосили,
На солнышке в поле иссушили.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не пшеничушка была,
Я ли в поле не высокая росла;
Взяли меня, срезали серпами,
Склали меня на поле снопами.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не калинушка была,
Я ли в поле да не красная росла;
Взяли калинушку, поломали
И в жгутики меня посвязали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ль у батюшки не доченька была,
У родимой не цветочек я росла;
Неволей меня, бедную, взяли
И с немилым, седым, повенчали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка. Am I in a field not so travushka was
Am I in the field does not grow green;
Took me travushka, mowed,
The sun in the field dried up.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Am I in the field was not pshenichushka,
Am I in the field does not grow high;
Took me, cut with a sickle,
Sklali me on the sheaves.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Am I in the field was not Kalinushka,
Am I in a field not so red rose;
Took Kalinushka, broke
And I posvyazali flagella.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Eh I have no father daughter was,
Do not darling flower I grew up;
Nilly poor me, took
And with disfavor, gray, were married.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka.
Кто круче?
Я ЛИ В ПОЛЕ ДА НЕ ТРАВУШКА БЫЛА…
Музыка Петра Чайковского
Слова Ивана Сурикова
Я ли в поле да не травушка была,
Я ли в поле не зеленая росла;
Взяли меня, травушку, скосили,
На солнышке в поле иссушили.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не пшеничушка была,
Я ли в поле не высокая росла;
Взяли меня, срезали серпами,
Склали меня на поле снопами.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не калинушка была,
Я ли в поле да не красная росла;
Взяли калинушку, поломали
И в жгутики меня посвязали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ль у батюшки не доченька была,
У родимой не цветочек я росла;
Неволей меня, бедную, взяли
И с немилым, седым, повенчали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка.
Music by Pyotr Tchaikovsky
The words of Ivan Surikov
Whether I was in the field and not a grass,
I did not grow green in the field;
They took me, the grass, mowed,
In the sun they dried it in the field.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
Whether I was in the field was not wheat,
I was not tall in the field;
They took me, cut me sickles,
Cursed me on the field with sheaves.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
Whether I was in the field was not a Kalinushka,
Whether I have not grown red in the field;
We took a Kalinushka, broke it
And in the flagella I was consecrated.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share!
I did not have a daughter,
I did not grow a flower;
Forgive me, poor, have taken
And with ungainly, gray-haired, they married.
Oh, you, my grief, you smelly!
To know, such my share.
1870, words
1881, music
Я ли в поле не травушка была текст
Пожалуй, никто в русской поэзии
не сумел выразить с такой искренностью и художественной силой бесхитростные, но неповторимые впечатления детства, недоступную для взрослых безмятежность детского мироощущения В простых и незатейливых на первый взгляд строках воскресает чудесный мир детства. Многое слилось в этом стихотворении: любовь к родным местам, природе, к народному творчеству, — и все это складывается в сознании каждого в высокое понятие — Родина. В этом отношении Ивана Сурикова можно назвать прямым продолжателем
традиции патриотического и нравственного воспитания. Недаром стихотворение «Детство» было высоко оценено В. И. Лениным [1]. Тогда, в 1919 году, в
страны время — разгар гражданской войны, — Советская власть, несмотря на нехватку бумаги, сочла возможным выпустить в свет в полуосажденном Петрограде сборник избранных стихотворений
Сурикова… Всенародную любовь к поэту, ставшему подлинным выразителем народных дум. чаяний и
хорошо выражают слова А. М. Горького, с гордостью писавшего о том, что «из среды народа выходили Ломоносо
Иван Захарович Суриков родился 25 марта (по старому стилю) 1841 года в небольшой, имевшей по переписи всего лишь «11 дворов и 55
деревушке Новоселово, расположенной в
Угличского уезда Ярославской губернии. Отец его Захар Андреанович, крепостной графа Шереметьева, почти постоянно находился на оброке в
изредка навещая оставленную в
Детские годы, самые счастливые в своей жизни, будущий поэт провел на лоне природы. И мать его Фекла Григорьевна, и бабушка Дарья Васильевна проявляли о маленьком Ване посильную заботу, стараясь не лишать ребенка радостей его возраста. Спустя много лет поэт напишет с ностальгической грустью: «Детства прошлого картины! Только вы светлы: высыпаете вы ярко из сердечной мглы». Навсегда в сердце Сурикова сохранились эти картины, сохранилась любовь к широким деревенским просторам, к неяркой, но трогательной красоте среднерусской природы.
Такие приметы деревенского детства, как катание с гор на санках, слушание бабушкиных сказок долгими зимними вечерами, поездки летом в ночное,
рыбная ловля на рассвете, старый вяз, растущий у дома, станут не только светлыми воспоминаниями, но и фактом творческой биографии, вдохновив поэта на создание целого ряда прекрасных детских стихотворений. Популярность их со временем стала так велика, что
них были включены в своеобразную
дореволюционной детской поэзии — сборник «Стихотворения Н. Некрасова, И. Никитина, И. Сури
напечатанный в 1910 году в серии «Библиотека наших детей» и «допущенный министерством народного просвещения для ученических библиотек городских и двухклассных сельских училищ».
…Но это уже из области посмертной славы. А при жизни Ивана Сурикова ждала борьба не за место на литературном Олимпе, а за… кусок хлеба, в прямом смысле слова. И это не могло не отразиться на его творчестве. Не зная биографии поэта, невозможно правильно понять
него репутацию общепризнанного «певца тоски и горя» так величала его современная ему критика.
Девяти лет Иван Суриков переезжает в
к отцу, уже не приказчику в овощном погребе, а владельцу собственной крохотной лавочки. Начинается совсем новая жизнь, в среде мелкого купечества и городской бедноты, наполненная самодурством отца и частыми угрозами торгового краха.
Жизнь не приготовила Сурикову ни университетов, ни гимназий, не пришлось ему ходить даже в церковноприходскую школу. В десятилетнем возрасте он обучается грамоте у соседок — сестер Финогеевых, и с той поры всем, чего достиг,
обязан своему упорному самообразованию и настойчивой тяге к знаниям,
что крайне не одобрял его отец, считавший, что «купцу лишняя книжность дохода не даст, а в мотовство того и гляди введет». Книги подростку приходилось читать урывками в основном время уходило на помощь отцу во лавке. Тем не менее у Ивана Сурикова рано проявляются литературные интересы. Уже первое знакомство с поэзией, а оно состояло из чтения басен Дмитриева, романсов Мерзлякова и песен Цыганова, вызвало у него внутреннюю потребность сочинять самому. С этой-то поры вся жизнь Сурикова протекала в двух измерениях — житейской прозы с ее ежедневной поденщиной, семейными неурядицами, мелкими торгашескими расчетами и творческого горения с его служением идеалам добра, гуманности и красоты.
Мечтавший выбиться «в люди», стать купцом первой гильдии. Захар Андреанович вначале успешно торгует, расширяет свое дело и заводит вторую
лавку, поставив за прилавок сына. Теперь на
у любознательного юноши оставалось еще меньше времени. Утомительное сидение в лавке и прочие коммерческие заботы сильно мешали его литературным интересам. Писать стихи он все же продолжает. Чувствуя их несовершенство, он часто рвет написанное, но, охваченный могучей поэтической страстью, вновь берется за перо. Однако первое соприкосновение начинающего поэта с миром
литературы оказывается весьма болезненным. Одна из его знакомых, М. Любникова, дочь домовладельца, у которого Суриковы арендовали помещение для лавки, узнав про литературные занятия Ивана Сурикова, устраивает ему встречу с крупным московским литератором, чье имя поэт, вспоминая впоследствии об этом эпизоде, скрыл под инициалами. Познакомившись со стихами
рикова, этот маститый писатель в резкой форме раскритиковал их, пренебрежительно посоветовав автору заниматься «своим делом», то есть
и предсказав, что никакого литератора из него
| Я ли в поле да не травушка была, Я ли в поле не зеленая росла; Взяли меня, травушку, скосили, На солнышке в поле иссушили. |
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не пшеничушка была,
Я ли в поле не высокая росла;
Взяли меня, срезали серпами,
Склали меня на поле снопами.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ли в поле не калинушка была,
Я ли в поле да не красная росла;
Взяли калинушку, поломали
И в жгутики меня посвязали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка!
Я ль у батюшки не доченька была,
У родимой не цветочек я росла;
Неволей меня, бедную, взяли
И с немилым, седым, повенчали.
Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка.
Am I in a field not so travushka was
Am I in the field does not grow green;
Took me travushka, mowed,
The sun in the field dried up.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Am I in the field was not pshenichushka,
Am I in the field does not grow high;
Took me, cut with a sickle,
Sklali me on the sheaves.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Am I in the field was not Kalinushka,
Am I in a field not so red rose;
Took Kalinushka, broke
And I posvyazali flagella.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka!
Eh I have no father daughter was,
Do not darling flower I grew up;
Nilly poor me, took
And with disfavor, gray, were married.
Oh my, my grief, goryushko!
Know this, my dolyushka.
